Обмельчали сердцем человеки...

Обмельчали сердцем человеки, не блистает больше светом общий божий путь.Заставить их свернуть, оставить сделки едва ль возможно. Продажа в душах - вот теперь их путь. Иметь всё больше, больше, если нет, тогда иметь, к чему стремиться. Съедает жажда, в полон забирая суть.

Средь ангелов найдись отважный, но и он не сможет отвернуть их от мирского. Без стимула для них искомое теряет смысл. Все жертвы стали в их сердцах давно продажны, и если не грешат они однажды, то это от того, что грех у них в сердцах искает продолженья путь.

Насытившись, всё получив, напившись силы в жажде, они, согнув колени, в храме ищут отпущения грехов. Но ведаем не истинность сего, есть это - продажность дважды. Законность ищут лишь для отпущения мирских грехов, чтоб жизнь была для них тем проще. Чтоб не сдавил из сердца гнёт, чтоб получив прощение однажды, идти туда же, где сделка, где для их тела мёд.

“Прошу, о Боже, я так согрешила, Ты отпусти мои грехи…” Но вижу, сердце в этой грешнице остыло. И ждёт она лишь для себя пути, пути не трудного, простого, в котором можно клясть других. И именем святым, и именем святого, иль Бога, наказывать, но только для себя, чтобы себе искать доступного, мирского, оправдывать законностью пути. Оправдываясь верою и верностью, сказав: “Прости, Господь, любимый”, ждать от него ответ на слово свое: “Дай, приди, возьми плохое, неси свой свет и исповедуй грешное земное”. Что это? Исповедь? Нет, это - сделка с Богом, требованье “Дай!” Иду к тебе, а значит, смилуйся, подай. Подай здоровье, благосостоянье, сними ответственность с моей души. Ты милосерден, значит можно просить всего, что хочет грешник, чтоб вперёд идти.

Но знает Бог, как мы устали быть посредством, выслушивая лесть уставшего нести свой крест. Все лживые слова бесчестной сделки, где лишь один из ста пришедший не виноват, коль согрешил, но истинно раскаян. А сколько их тех, кто в словах не понимает смысла, тех, кто не осознан. Как много их, скрывающих смысл от самих себя.

Но есть и те, кто, понимая тяжесть своих дел, приходят, молят за свою повинность. А, помолившись, в жизнь греха вступают так, как будто позади у них невинность. О чём же помышляют эти души? О том, что мы, простив, благословим их в то, к чему привязаны они и будем вместо них их искупать повинность?

Мне жалуются ангелы, те, что приставлены Христом хранителями к человекам. Их жалобы о том, что может хватит милости, что нужно отпустить их за плодами теми, что растут у человеков вслед за их грехом, что время может быть настало для сбора каверзны и для стяжания алмазов? И, может быть, пришла пора экстазов света среди мрака тьмы? И, может быть, настал тот срок, когда мы будем утверждать через мерило смысла?

Вы, други, тоже несколько грешны. Но вы осмысленны в том низшем, что сердца лишает смысла, и, понимая, что почём, не ищете, пытаясь искупиться в том, что в вас выше. Вы иногда грешите, но, делая осознанно ошибки, вы, сами для себя стяжая суть, пытаетесь взглянуть в сердца свои. И только лишь в себе, и только для себя иская правды, вы и судьи, и те, кто в сути ищет оправданья в путь. И вы, имея слабости пути, себе прощая, сами создаёте наказанье и, искупив, стремитесь дальше вглубь. Но как нам поступать со всеми теми, кто для оправданья лишь искает путь?

Вам в большинстве известно, нашедший свет становится им искусим. Гордыня портит не только ангелов, но также человеков повсеместно, их заставляя думать, что только в них та истина, от коей не свернуть. Но это эгоизм, не боле.

Соблазном абсолютного пути становится всё то, что невозможно превзойти по личной доле. Но это только лишь соблазн быть избранным, учителем или учеником. Один, мнив абсолютность своей сути, внушая данное другим, склоняет их, отказавшись от своей исконно доли, идти во след, не по сердцу, а след во след учителю. Но так сомнительны эти пути. Исконно ли учительство то, что претит записанному в сердце, учительство ли то, что отвернёт искателя от лишь ему предписанного, то, на что Господь уповал в нём одном? Кто страшнее более, ученик, который отказался от себя, или учитель, исповедующий ложь, отнявший в сотнях то, что им одним принадлежало?

Нет связи больше между сердцем и одним, тем, кто его Господь. Никто не чтит себя, случилась эра недочеловеков. Болит в душе пылающая суть ведущих исконно, не из за гордыни. Вы слышите её? Она ведёт ли вас? Иль, может быть, стремленье к ней у вас в душе остыло? Спросите у себя, зачем вам суть небесного огня? Поныне, не потом, не до, не даже после жизни?

Исконное, желая истины огня, ответит вам как “да” лишь по одной причине. “Я это есть, огонь - природа жизни, дно меня, живая страсть любви. Та страсть, что вмиг готова осветлить любую жажду». И если в сердце вам любовью не напиться, и если Эго заставляет торопиться туда, где нет вас. Вам дам совет - настал этап остановиться, задуматься “Есть ли в мире ваше, то, что сейчас не в вас?” А если в сердце вашем есть ответ, коль вы нашли то, что ещё не ваше, то, право, бойтесь ложного огня, который вам не дав живого смысла, вас самих себе присвоит, и будет из него в вас жажда всем руководить.

Но где граница, где проходит путь меж тем, что в жизни так необходимо не для желаний, а к возможностям пути и между тем, что будучи дано, уже не ваше, не руководимо, но вам хозяин, приучая дух к делам неисповедимым, съедает в суете житейской, обнищавшим вдруг?

Соблазн – вот то, что всем человекам надобно бояться. Он, прячась под личиной так желанной, словно друг всегда желает правды, выгоды, свободы. Всегда он выглядит как путь, ведущий от невзгод. Но вот душа, петляя, идя к нему, обманываясь, что уже вот-вот, сама себе того не пожелая, запутывается, наматывая на себя невзгод клубок.

Как всё изжить, когда идёшь судьбой играя, когда стремишься к выгоде, все время убегая от тревог, когда твои глаза, на мир взирая, в туман глядят и, окружающих не замечая, увидят миражи в конце своих мечтаний и сонмы нег своих, сплетённых для себя в конце самим собой построенных дорог?

А если что-то вопреки, коль вдруг попутчик на дороге, просящий что, или тормозящий, не дающий в срок желаемый пройти? Страшны тогда шипы, произращённые желаньем у цветов души, как и последствия за вашими делами.

Всё человечество – один терновый куст, растущий над лозой с завядшими плодами, опьянявший то, что было соком жизни, бродившего в сердцах, владевшего умами. Я раньше мог найти из человеков того, кого пьянит, благоухавший в двух, источник жизни, того, кто вслед за светом не захочет славы более, чем Святый дух, того, кто не в кармане, а в душе своей искать начнёт ответы на вопросы, те, что в сердце у него определятся, когда душа его живая осознает высь.

Но что теперь? Сердца у человеков дальше звёзд не видят. Три поколения прошло, а разница меж их делами – вечность. Да, именно она их основную суть определяет. Благословенным сто лет назад был каждый пятый, и каждый сотый – Божий проводник. Теперь один из ста исканьем дышит, один из тысячи идёт, а кто уже пришёл в себя, один лишь Бог в бесчислии разыщет. Уходит свет из тьмы, конец для массовых дорог. Но сбираем мы доныне камни в бесчислии песчинок, там, где плещет океанический прибой, находятся ещё гранёные алмазы, а если рядом два – фурор!

История всего, что на Земле божественно, трагедия и сроком полным не искупна. Она оправдана лишь тем, что жертвам после Равви столь же трудно отдать себя во имя правильных людских дорог, стяжать в себе, искать в себе во имя блага Бога, найти себя в Его заглавных именах и раствориться в безымянном духе на пороге Его дома, светить Его свечой ради других, но не себя.

И пусть за дверью на ступенях Рая гнятая боль, разлука, мерзлота сердец. И пусть тогда, когда природа, в вас взывая, желает из усталости всему материальному конец, и пусть, когда в вас вера станет нищей, душа не будет видеть, на кого вокруг вас уповать, а каждый, кто заметив, что дух ваш светел, не поленится камнем вас поддать. Пусть в миг тот, когда вас зло приметит, Дух ваш не побоится встать напротив вашей, из глубин проторенной дороги, унесшей душу вспять. Пусть душу будет не пронять судьбою и пусть желанье искупить любой ценою грех в вас не продаст любовь.

Боритесь ради всех, ради всего, что в них живое, не зная как, не зная в ком, не зная, через что приходит смысл. Боритесь с тенью, обретая веру в сердце, иская тех, кто к Богу близок.

Вы не узнаете свой путь по числам, он не определим по письменам. В день, когда увидите в глазах другого чистый, от вас в нём отражённый свет, поймёте, Бог вам дал всё то, что для других вы так желали, всё то, что для других, вам дал Отец. И тот венец, что разделил Он с вами, лавр сменит на тернец. Познаете его вы тяжесть, но боль святая вас не утомит. Она очистит вас и от того, что пребывая с вами, не ваше, подарив конец исканью своего. Но обретёте мир, он станет ваш, но ваше с болью всей и со слезами, и с радостью, и с чудесами, сольётесь в нём вы, наконец, со всем.

Искать? Чего? Оно вдруг стало ваше, желаньям вы положите конец. Всё, что вокруг материально, станет не смыслом, а инструментом высших дел. Как всякий механизм, любое дело не имеет цену без цели той, к которой приложим. Вы, только средством обретя мирское, найдёте то, в чём высший смысл.

Что смысл? Пожалуй, свет. Ведь только на свету определима суть сущего. И правда, что бела, и ложь, которую для ясного ума едва, пожалуй, спрячешь. Суть, смысл, и свет, и правда – четыре стороны от вечного огня. Они, объединившись, - ключ от внутрь взирающего духа. Они четыре стороны краеугольного конца. За ним находится начало того, что не ведает мерил, и что ничем неопределимо, неограниченно, то, чем Господь в рожденьи наделил.

Как смысл вам сей познать, в какую бездну глянуть, какую вам способность возыметь? С тем, чтобы хоть словами знать вам, какими сотворил когда-то вас Отец. То постиженье будет долго скрыто, пока оно для вас одних. Когда всего себя подарите вы миру, откроет вам самих себя Отец. Вы сами себя скрыли попытками использовать сердца, желанием присвоить всё, что в мире не ваше, но Отца. Отождествившись с падшим духом, вы ищите не для других, а для себя.

А знаете ли вы, что все сердца когда-то сплетены одной зерницей были, где каждый вёл тех, кто позади себя, а сам ведомый всеми был, кто пред его стопами. Но зависть, нежелание ведомым быть и гордость, что за ним все, кто определились сзади, закрыло многие сердца. Неразделённость, нежеланье быть единым, гнетущее исканье для себя иметь лишь благодать, и ту, которой наделил Господь, и ту, которая получена другими. Жар в сердце так избыточно горяч, так жгуч и так приятен, когда чужая благодать присвоена, а с ней возможности, пути чужие.

Познанье – жалкий грех, но грех исповедимый. Он первый был из всех пороков. И часто он последний на блуждающем пути. И часто шансом, шагом в тьму он служит, и из неё позволит он идти. Он первый и последний, он кольцо из лжи.

Вам предстоит сегодня причаститься, святая кровь Грааля в жилах потечёт у вас. Но смысл сегодня предстоит найти не только в этом. Вас ожидает Дом. Я вас ещё не приглашаю вон из тела, напротив, призываю в нём искать небесный кров. Вы есть сегодня сами как сосуды. Напившись кровию Иисуса, вы разделите с ним дальнейший путь в миру.