Наставленье отрокам.

Мы наблюдаем сильное воздействие, пусть братья сотворят защиту тем четверым, кто делает себя. Растерянность их действий - след отсутствий в плане, тех дел, которые им надлежит свершить. Не потому, а вопреки событий. Цель действий – обузданье воли.

Не мы должны б давать совет как быть, способным проводить заветы в мир, – им, сквозь себя из Равви. Но раз уж нет в них памяти адептов, самим себе дающих опыта глоток, чрез схимну, свод обетов и запретов эгу, сквозь карму, воли сквозь чужой покров, коль не умеют они сами слушать духом и не волят его приказ телам, и если эго их так не послушно, а сердце внемлет следствиям, иль на худой конец слезам, то значит прав брат Михаил, пытаясь обуздать их волю через послушанье в том конкретном деле, в чём каждому он дал наказ.

Но что к тому я вижу, в их умах – одно непониманье. Готовность прыгнуть в воду есть, но лишь на мель, так плавать им не научиться. Не изменить себя им, поменяв одни лишь проявленья. Так ум, пожалуй, их опять обманет. Они не понимают в чём суть дел, тех, что им тренировкой предложили. Поэтому я им немного объясню, что требует от них брат старший Михаил. Во имя обузданья эго и для проверки благ души, для обретенья силы воли и слышанья грядущего пути – доделать нужно то им, что в сути их ущербно, закрыть в душе зияющий изъян и для проверки силы духа – несокрушимостью наполнить волю в стабильности, взяв свыше руководство, как Священный дар.

Но, Господи храни, открыты мои взоры, вы руководство ищете извне, не все, но трое. Я вижу в этот час двоих, и оба они медлят, не понимая, как идти вперёд, когда там нет ведущего в путь правый, но разве и не с ними Бог. Когда-то, в сроки те, что не были воплощены – и даже ваши предки, забыли человеки счастье светлых душ, отвёрнутыми стали их надежды, растерянность закралась в недры их сердец. Познав вину свою неповиновенья, сорвав венец услады скорбных душ, они почли на лаврах вознесенья друг другом и образовали круг. Так стали почитать достойных предков, надеясь не на них, но в них иская путь, они залатывали дыры самоуничиженья и ставки делали на тех, кто с верой в будущее знали путь. Развилась эра слабосердных, не знающих пути вперёд, не ведающих, что их ожидают тренья и не воюющих, а продающих собственные же шаги.

Вы не потомки их, но соискатели судьбы. В надеждах, что проснётся дух ваш, в мгновенья те, что озаряют путь, вы, ждущие ведущих, готовы пальцами друг в друга ткнуть. Никто, так и не готов быть первым, вы тяжбою кармических путей, зовёте в жизнь свою тех, кто по-вашему свободен. Но разве в них зовущий путь?

Путь - это и не принадлежность, не выбор, тот который пал на вас, не то, что даст безбрежность, не то, что открывает суть. Он жажда всех кто ищет, зовущая надеждой благодать, он то, что дух давно в вас ищет и, не вскрывая, возвращает вспять. Куда? Не уж ни раз в вас не взывало сердце? Откуда? Разве ум ваш не пытался знать? Но в духе сердце ваше всё скрывало, вам рано это было знать. И вот пришло извне к вам побужденье, вы много раз пытались это знать, но откровение свершилось через чтенье, через любовь пыталось вас пронять, оно стремилось в вас через забвенье друга, чрез боль любимой, что опять с другим – вас звало вспять, рвало к себе через упрёки мамы, среди толпы рвало от мира вас опять, туда, где вы одни, растерзаны страстями, утерянные в суете мирской, где души проданные ради наслаждений вами, растрепаны пришедшей суетой.

Вас боль гнетёт, и от неё вы, убегая, находите не истинный покой, но память в сердце затмевая, вы ищете себе другой. Другой надежды, веры и попытки быть любимым, вы ищите так новый для души покров. Но вот он, в том, кто ждёт вас, вы хотите быть любимым, а что в реальности? Вы сами для чужих страстей покров. Не человеки, ваше бремя тяжко, вы ищите себя в других, но, Господи, когда же эта тяжба найдёт удел и даст приют для всех?! Как роза жалите шипами, но ждёте для себя признанья чистоты, вы явленные между двух, между мирами, но проявляетесь на грани, только у черты. И что же это? Роковая жила, протянутая золотом меж двух мерил, где потолком сомненья всех, кто не считает в теле, что они чужие, и где другие ждут себе других мерил?

О, Боже, в этом хаосе мироустройства я сам в начале сроков еле устоял, и, Господи, храни таких, кто в Твоём противоборстве упав, но в сердце лона устоял, за счёт того, что спас других. Я прислан настоянием путей тех, что способны повести других на волю. Не я - предвестник, но посланник дел других, ведущих вне, способных духу дать свободу. Я - властелин всех новостей, посредник между человеками и Богом и в том, чтобы Завет Его постиг живущий и следовал его путям – я полог. Я буду как завес от всех невзгод, которые не за, но против, но тот, кто против Его воли, тот, кто вознемог, пойдя в среде по внешней воле, услышав только внешности заслон, он есть предатель, бойтесь его доли.

Вы карму отрицали, как пустяк, в каждом деле есть тот, кто не на воле. И в данности такое не пустяк. Мессия, внемля всё, приняв к спасенью всех, за всеми тянется, но по своей ли воле? Христос, считая наивысшим учеником Иуду, с кем он рос от колыбели, с той стороны, с которой преданность постиг, принял удар такой, что был сверх Его воли. Нельзя просящему не дать заслон, нельзя став ставкой сверх – его доли – дать в мир спасенье от оков, которые застыли, ожидая личной соли. Что соль? А разве вы не чли? Есть соль земли – вся суть её, она есть её доля! О нет, не карма, не судьба, в воздействии весьма она угодна доле, напротив, то, что уготовано, не есть судьба, но суета, она есть то, что каждому лишь по его по выбору, к нему по вышней воле. Я внемлю и к тому, что станет как реакция, как следствие, но разве к сердцу эта доля, нет, лишь сомнения к лицу тому, кто всё услышал и принял, как птица певчая на воле.

Я не к сомненьям с вами в эту пору, напротив, к разрешенью спору. О сроках вы. Но разве не учли кому-то меньше, а кому-то больше, не суть ли в этом возлежит? А если сути срока нет, то нужно ли его блюсти. Есть во всём соблазн и в том, что к вам из человеков, и в том, что возлежит извне и в том, что изнутри и даже в том, что свыше. О, как соблазн велик! А вы чем более он слышен, тем тише, приглушённее, скромней. И в чём же - ваше ”тише”? Что б задавить то личное, что делает с мгновениями вашу душу ближе к центру того, что опыт весь вбирает? ”Я так бесправен, так повинен, внемлющ так.” Но безрассудство это, опыт свой поправ, вы, делаясь рабами эры, обесценив своё сердце, уходите от всех, противоставя то, что было смысла средством. Я понимаю, трудно ставить смыслом конкретное, что в общем, то для вас не житиё, но, впрочем, не умея малого, почём постигнув боле, рассчитываете на постиженье в смысле бытиё. Вам не дают весь мир, но говорят, что вы есть толика его без меры, смысл его малых дел? Вам эго вопреки восстало Его воли? Что ж, посвящением давите его смысл, и, заменив его на суть, стяжайте Его волю.

Я так же дам вам кроме воли вашей, суть требующихся чрез волю вашу дел. Вот предо мною ученица, суть её - пассивности удел. Придёт сторонней волей – будет правда, а приидет пустота – уставшего предел. Она всё ждёт, что вдруг восторжествует её правда и рыцарь уведёт её туда, где сильных и имеющих удел. Но разве воля для свободного быть для него принадлежащим, а слабому – рабом удел? Но равным быть любимому всё тем ужасней, что он ему не люб, не мил, он часть, и часть в том равноправна, что даст свободу, ну а в ней удел, отнимет, сделает и в жизни равной и в смысле, и во времени, стерев предел. О, суета, она вас поглотила. Вы ищите любовь, но знаете о том, что есть она лишь понаслышке, по уделу. Удел – для всех, любовью их душа обречена. О, да, Христос, для каждого зарница, но был ли он утеха для страстей иль поперёк им? Вот для троих задача.

Те, кто остались – прецедент. Их воля вне времён, чисты они там, где их побужденья, я к четверым приставлен был, и первым им дам высшее благославленье. Пусть причастятся после постижения основ, всего что сказано, благого созволенья, они те, кто избавит от оков весь век, весь мир, цивилизацию от наважденья. То, что зовёте вакуумной точкой исчезнет после их работ, они доделают всё точно, что не смогли до них, не кто попали под покров, но Боже, их сокрыло знамя сошедших вниз, в гордыни дом. Им выйти б не мешало, и кто поможет, в благе будет он. Пусть по желаньям снизу, по тому, что требует самоубийцей быть в своей сокрытой середине, примут клеймение основ души, что духом стала так, как будто половина, я причащу их по количеству глотков от лет Иисуса ровно 33.

Святого сладострастного искуса уйди гордыня, и не дай Господь кому из них прийти. Ведь каждый раз один уходит. Не может он противостоять тому, что на него нисходит, ни дать, ни поделить, ни взять. Боится пусть тот, кто без половины, он не имеет вне себя того, кто хочет взять, но, встретившись в сердце, вскоре, как свою душу он способен ли принять по счёту лет. Пусть каждый причастится, впитав сполна гнятую ренту лет. Но сможет ли напиться? И сможет ли вместить всю тяжесть срока лет? Нет вам другого испытанья, вы, отроки вступающие в свет. Вас пусть не будут упрекать в том испытаньи, что больше чем в других вас тянет в свет. Останусь возле, я, до той поры, пока не станет все известно, не допустив той суеты, которая уже вам всем известна.